Иоанна Хмелевская - Проза жизни [Обыкновенная жизнь]
— Это… это с вашей стороны… так благородно! Он взглянул на неё как-то странно, насупя брови и что-то прикидывая в уме.
— Извозюкались вы тут, это точно, — изрёк он наконец. — Умоетесь дома! Нету времени! Он залез в кабину и запустил мотор.
— Я считаю, что в обезьянах есть своя красота, — разнеженно проговорила Тереска, убирая с уха сучок и стараясь не колотиться позвоночником о борт тряского фургона.
— Ты права, — с жаром подтвердила Шпулька. — Мне тоже так показалось. Я чулки порвала!
— Я тоже. Плевать! Здесь так подкидывает, что у меня синяки пойдут по всему телу. Дорога наверное слишком ухабистая.
— Что ты! Это самая приятная поездка в моей жизни! — категорически возразила Шпулька. — Хотя я, кажется, сижу на какой-то железке… Не понимаю, почему тебе непременно надо, чтобы парень был красивым, интеллигентным и хорошо воспитанным. К чему это?
— Не знаю. Но я согласна, что внешность бывает обманчива. Нельзя судить человека по виду.
— Вот именно…
Внутренняя красота сидевшего в кабине психа навела Тереску на размышления. Проявленная щедрость бросала на его внешность благородный отсвет. Несмотря на сходство с обезьяной он стал казаться даже красивым, и не только ей, Шпульке тоже. А вот Апполон Бельведерский, если бы он пожадничал и, отказав в саженцах, прогнал от ворот своего сада, — а сад у него наверняка был, — сразу показался бы им заурядным, если не противным. Значит, внешний вид — вещь относительная, изъяны ума и сердца наносят урон красоте, особенно тупость, которая легко проступает во внешности. С тупым человеком трудно общаться по-настоящему…
Душу Шпульки заливало блаженство. Кошмарная история, в которую она впустилась из солидарности и которая все время держала её в нервном напряжении, подходила к концу. Благодаря этому расчудесному человеку… Ошеломление, вызванное свалившимся на них счастьем, постепенно уступало место несказанному облегчению. Она дала себе торжественную клятву впредь держаться от общественных поручений подальше…
На Окенче Тереска пересела в кабину — водитель не знал, куда ехать дальше. Всю оставшуюся до школы дорогу он морщил обезьяний лоб, шмыгал носом и время от времени смачно сплёвывал в окно, что несколько поколебало выводы, сделанные ею насчёт внешности…
— Обезьяна, она и есть обезьяна, — мрачно объявила Тереска, когда фургончик, освободившись от саженцев, исчез во тьме. — На красавцах я не настаиваю, но и за уродами гоняться не собираюсь. А ты поступай, как знаешь.
Шпулька, хлопотавшая над саженцами, пожала плечами.
— Я никак поступать не собираюсь, — решительно сказала она. — Давай укроем нашу добычу поплотнее. Если саженцы украдут, я этого не переживу, так и знай!
Заходящее осеннее солнце розовым блеском заливало мир, в тёплые тона окрашивая лица прохожих, когда сияющая от счастья Тереска подходила к «Орбису» на Братской. С опозданием на пятнадцать минут, о чем даже не подозревала Богусь уже прохаживался перед «Орбисом». Она углядела его издалека и замедлила шаг — от волнения у неё подкосились ноги и перехватило дыхание. Богусь, поглядев в её сторону, остановился как вкопанный, и на лице его появилось выражение… нет, не просто обычного проявляемого к ней интереса, а самого настоящего восхищения. Ошибиться Тереска не могла, в этот миг у неё прорезалось ястребиное зрение.
«Я ему нравлюсь, — ликующе пронеслось в голове, — значит, все-таки я ему…» Богусь уже начинал выходить из себя: ждать девушку было, по его мнению, страшным позором. Он предпочитал опаздывать сам, чтобы дамы знали своё место. Но сегодня ему опоздать не удалось, он управился с делами раньше, чем ожидал, и вот уже пятнадцать минут, как идиот, топтался по тротуару, недоумевая, что собственно воображает о себе эта Тереска. Взглянув в ту сторону, откуда она должна была появиться, потрясённый Богусь застыл на месте.
Глазам его представилось настоящее диво, неведомо как попавшее в этот несовершеннейший из миров. К нему приближалась роскошная брюнетка с длинными распущенными волосами, с лучезарным взглядом и нежным личиком, искусно выкрашенным в фиалковый цвет. На красавице были чёрные кожаные брюки в обтяжку и такой же жакет, а в руке её красовалась темно-красная роза на километровом стебле. На неё оглядывались все, и мужчины и женщины. Богусь с одного взгляда оценил сокровище, и уже не мог оторвать от него глаз. Идущую следом Тереску он даже не заметил.
Тереска не сразу сообразила, что восхищённый взгляд предназначен не ей и ликовать ещё рановато.
Скорее наоборот. Только сейчас она заметила эффектную девицу и, хотя видела её только с тыла, почувствовала, как внутри у неё все холодеет. Тереска даже придержала шаг, чтобы одолеть мгновенную слабость.
«Уж не везёт, так не везёт, — с горечью думала она, — вечно мне кто-нибудь дорогу перебегает. И что Богусь в ней нашёл? Надо бы взглянуть на неё спереди…» Тереска поспешно обогнала соперницу, вальяжной походкой направлявшуюся в «Орбис», и успела раньше неё влететь в помещение.
Богусь заметил Тереску, только когда она подбежала, и даже смягчился немного, решив, что она навёрстывает опоздание. Но все равно её появление не очень обрадовало его: не будь Терески, он бы уже завёл знакомство с поразившей его в самое сердце девушкой — в кои-то веки встретишь на улице свой тип… Уверенный, что Тереска спешит к нему, Богусь весьма удивился, когда она проскочила мимо и влетела в «Орбис». Красотка вошла туда за Тереской следом. Не раздумывая, Богусь другим входом тоже проследовал внутрь.
Тереске соперница не понравилась — кукольная и претенциозная до тошноты, тем не менее зависть кольнула её в самое сердце. Тереска понимала, что по сравнению с этой холёной девицей она выглядит простенькой и бесцветной. Было от чего расстроиться. Единственным утешением служила мысль, что Богусь ждёт все-таки её, а не эту вампиршу. Она пошла к Богусю.
Но Богуся на улице не оказалось. Изумлённая Тереска стояла перед выходом, озираясь по сторонам, и никак не могла понять, куда он мог подеваться, ведь только что был тут. Она в замешательстве прошлась перед «Орбисом» и вдруг остановилась, как громом поражённая внезапной мыслью, что Богусь её вообще не заметил и, решив, что она не явилась, ушёл себе восвояси. Так она и стояла, не в силах двинуться с места.
А тем временем Богусь в «Орбисе» наконец-то поверил в Провидение. Красивая девушка покупала в кассе билет на тот самый поезд, которым он завтра уезжал в Краков. Он поспешно выхватил свой билет, купленный полчаса назад.
— Будьте любезны, дайте этой пани место номер семьдесят три, — попросил он кассиршу, стоя у красавицы за спиной. — Надеюсь, оно ещё свободно?
Богусю досталось семьдесят первое место, и он знал, что семьдесят третье рядом. Девушка обернулась со снисходительной усмешкой в глазах, но прежде чем она успела что-нибудь произнести, кассирша подала билет. Богусь поблагодарил, учтиво раскланялся и вышел.
Тереска все ещё истуканом стояла на тротуаре. Богусь, столь элегантно провернувший дело с билетами, пребывал в отменном расположении духа.
— Где ты пропадала? — выкрикнул он, подбегая к Тереске, стоящей к нему спиной. — Сперва ты опаздываешь самым скандальным образом, пролетаешь мимо меня в «Орбис», там тебя не оказывается… еле-еле тебя нашёл. У тебя прямо талант какой-то на сюрпризы!
Вокруг застывшей в тоске Терески мир снова засверкал ослепительным блеском, исчезли предметы и люди, остался только Богусь, глядевший на неё смеющимися глазами. Счастье заполняло её от макушки до пяток.
— В «Орбис» я зашла посмотреть на фиолетовый призрак. Вернулась, а тебя нет, это ты куда-то пропал. Богусь как-то странно напрягся.
— На какой ещё фиолетовый призрак? — чуть ли не враждебно спросил он.
— Да на эту девицу, обтянутую чёрной кожей.. Унижения своего идеала Богусь не потерпел.
— На редкость красивая девушка, — холодно прервал он и безжалостно добавил: — Именно так должна выглядеть женщина. Я намерен за ней поухаживать.
Терескино счастье погасло, словно задули свечу. Но свеча продолжала коптеть. Обессилевшая от нервных встрясок Тереска решила оставить в покое опасную тему.
— Ну что? — спросила она каким-то не своим голосом. — Идём в кино?
— Конечно, бежим, а то на киножурнал опоздаем, если бы я знал, что ты такая пунктуальная, уговорился бы с тобой на часок раньше.
Растоптанное было счастье пыталось зацвести снова. У входа в зал Богусь приобнял её за плечи властным мужским жестом, от которого у неё потеплело на сердце. Насчёт поухаживать он, наверно, говорил просто так, из чувства противоречия… Главное, они вместе, наконец-то вместе. Правда, она не совсем так воображала себе взаимность чувств, от Богуся несло странным холодом, но, имея его под рукой, можно переломить ситуацию, надо только показать себя с выгодной стороны, веером развернуть свои достоинства, очаровать его.
